Михалково

Несколько раз в своих редакционных примечаниях к историческим материалам упоминает Петр Бартенев, просвещенный создатель "Русского архива", о том, что усадьба Михалково была отстроена графом Паниным в подражание взятой им крепости Бендеры. Сейчас это указание кажется и странным, и неожиданным. Почти в черту города вошла усадьба; около готических башен ворот - трамвайная остановка; рядом с причудливой старинной архитектурой - жалкие и грязные, окруженные слякотью и нечистотами лачуги рабочих (1926 год); перед липовым парком пруд, куда теперь стекают вонючие отходы с фабрики бывшей Иокиш. Но среди этих отвратительных всходов современной цивилизации, которые далеко не выкорчеваны социальной революцией, ради них произошедшей, высятся горделивые даже в своем разрушении остатки былой, великолепной жизни одного из сановников екатерининского времени.

Внимательно приглядевшись к отдельным фрагментам, сопоставив их в один общий композиционный комплекс, нетрудно убедиться в том, что усадьба представляет из себя на редкость хорошо уцелевший ансамбль. Нет только главного дома, зато налицо вся циркумференция закругленного перед ним двора и планировка идеально сохранившегося парка, не потерявшего даже две свои исключительно интересные каменные беседки.

Михалково, где фрондирующий гр. П.И.Панин, которого Екатерина II называла "первым вралем и персональным оскорбителем", задавал на удивление избалованным москвичам богатейшие пиры и празднества, выстроено, несомненно, Баженовым в том стиле псевдоготики, который процветал в России в 60-х, 70-х и начале 80-х годов XVIII века. В недавние годы напечатанная работа о Чесменском дворце доказывает, что этот расцвет псевдоготики, предшествующий, по-видимому, распространению классицизма в русской архитектуре, был продиктован желанием русской аристократии и даже представителей династии создать некое подобие фамильных замков, освященных преданиями старины, хранящих галереи портретных изображений. .Точно проникнувший в дворянство купец, покупающий загородный замок и портреты "предков", старались случайные вельможи и временщики, а за ними и представители боярства, утратившие свои деревянные хоромы, укрепить, пусть лишь наружно, символически, корни своего воображаемого генеалогического древа. Именно этим было подсказано применение в строительстве готического стиля, вернее, как было доказано, готической одежды барочной архитектуры в развившемся дворцовом и усадебном строительстве. Верно, со временем удастся установить здесь английские, немецкие, даже французские течения как источники заимствований. Готику изучали в Англии архитекторы братья Нееловы, построившие Баболовский дворец в Царском Селе, немецкую готику привез с собой Фельтен, строитель Чесмы, готику в своеобразной амальгаме с московской архитектурой XVII века изучал по увражам и кремлевским башням Баженов, да вслед за ним Казаков, Бакарев и Менелас. Помимо уже упомянутых построек этого стиля, принадлежащих Баженову, нельзя не вспомнить здесь о Петровском дворце Казакова, о Вишенках, усадьбе Румянцевых, Отраде и Нерасстанном Орловых, Красном Ермоловых, Марьинке Бутурлиных; и недаром все эти усадьбы были отстроены теми, кто не по праву рождения, а по прихоти случая были вознесены на первые места в государстве. Вслед за ними и некоторые представители родовитого барства стали тоже строиться в модном стиле - наблюдавший за возведением царицынских сооружений Измайлов возводит в Быкове псевдоготическую церковь, феодально-барочный характер приобретает Тишково Собакиных, с его октогональным домом, церковью и фигурными, точно крепостными башнями. Даже монастыри, церкви и гражданские постройки применяют этот модный стиль. Именно в эти годы пристраивается к Успенскому собору во Владимире его псевдоготическая колокольня, строятся новый, псевдоготический собор в Можайске и очень близкая к нему по стилю церковь в имении Демидовых около Болшева работы Бакарева, сооружается феодальная ограда Голутвина монастыря, возникают в Калуге в псевдоготическом вкусе задуманные торговые ряды. И тем понятнее это увлечение псевдоготикой, что именно этот стиль в глазах людей XVIII века отождествлялся с древнерусской архитектурой. Готической обозначает в своей знаменитой речи Баженов архитектуру Кремля, готическими называет старые хоромы в Петровском графиня Головина, урожденная Голицына, в своих известных записках. Вот почему круги, настроенные преимущественно националистически, то есть духовенство и купечество, не чуждались этого стиля.

Взятие Бендер графом Паниным в турецкую войну 1770-1774 годов, впечатление от старых стен турецкой крепости, желание сохранить потомству память о своем подвиге и вместе с тем стремление "облагородить" свою фамилию - вот те причины, которые создали известное требование у заказчика. Исполнитель же замысла - Баженов - логически развивал в пределах господствовавшей смены барочных и классических вкусов "вторые пути" русской архитектуры, пытаясь своеобразно продолжить в XVIII веке исконно русскую, старомосковскую архитектуру. Перед нами точно усилием воображения сделанная попытка начертать развитие явления в воображаемой, нереально существующей среде. И на перекрестии этих встречных фантастных стремлений зодчего и художника возникают Царицыно, Михалкове, Марьинка - все эти блистательные вехи "вторых путей" русской архитектуры XVIII века.

На cour d'honneur ведет трое ворот, вернее, три проезда между краснокирпичными башнями, украшенными белокаменными деталями. Средняя их пара, наиболее нарядная, широко применяет в своей декорировке лопатки, стрелы, оконца-бойницы. Но как эти башни, так и другие, боковые; при всем желании своем казаться грозными и хмурыми, на самом деле являются все же чисто декоративными, в особенности на фоне голубого весеннего неба с тающими на нем облаками, с ложащимися по красному полю стен лиловатыми узорчатыми тенями, отбрасываемыми оголенными еще деревьями. Анализ форм михалковских башен, а также круглящихся стен-корпусов между ними, со стрельчатыми окнами и нишами, с треугольными карнизами и зубцами поверху, показывает очевидную родственность михалковской псевдоготики к постройкам Царицына.

Дом занимал место против центральных въездных башен - от него давно не осталось следа, и думается, не был ли он деревянным, временным; непосредственно со двора открываются теперь перспективы липовых аллей - выровненные лиловато-черные стволы и косые тени на дорожках, покрытых прелым прошлогодним листом. Вдали, по краям сада, белеют две беседки. Круглые в плане, частью забранные стенами, частью колоннами с какими-то фантастическими капителями, их венчающими, перекрытые куполом, несущим какое-то пирамидальное, в виде шпиля [окончание], эти беседки являются несомненным прототипом того храмика-ротонды то ионического, то тосканского, то коринфского ордера, которые так часто попадаются в русских усадьбах, а подчас и в церковной архитектуре, образуя один из ярусов звона. Следующий этап после михалковских беседок - "Храм Цереры" в Царицыне; уже совершенно серьезно-классический, если бы не декоративный сноп на куполе, своеобразное видоизменение шпилей, венчающих беседки панинской усадьбы. А вслед за этой ротондой или одновременно с ней возникают "Храм розы без шипов" в Павловске, беседки в Райке, Царском Селе, Ляличах, Званке Державина, ротонды в Братцеве, Петровском, Марфине, Петровском Михалковых против Рыбинска, позднее в найденовском саду, Константинове, Грузине, Ильинском.

Круглые беседки михалковского сада интересны еще и тем, что они образуют то недостающее связующее звено, которое позволяет с несомненностью вывести происхождение беседки-ротонды от знаменитого памятника Лисикрата, то есть непосредственно от античности, совершенно так же, как церковь в Никольском Львовых восходит к эллинистичным ротондальным храмам в типе того, что сохранился в Тиволи и что так часто встречается в архитектурных фантазиях Тома де Томона. Еще одна деталь должна быть отмечена в связи с михалковскими беседками - их симметричное расположение. Храм-ротонда крайне типичен для английского ландшафтного парка; исключительно редко встречается этот тип сооружения в более старых регулярных французских садах, где, подчиняясь закону симметрии, он повторяется в одинаковых архитектурно-плановых точках. Один только раз еще в истории русского усадебного зодчества встречается этот любопытный стилистический анахронизм - в двух беседках сада Голицынской больницы в Москве, где ротонды эти, украшая каменную набережную над рекой, как бы отмечают архитектурные границы парка.

Город, с его шумами, сутолокой и пылью, надвигается на Михалкове. И кто знает, не предназначены ли на слом башни и беседки и не лягут ли завтра под топором двухсотлетние липы, уступив место стандартным рабочим жилищам в духе современной нивелирующей и безличной архитектуры.